Фиолетовый меч - Страница 46

– Надеюсь, это было всего лишь испытание?

– Только достойный может быть нашим гостем, и тем более – другом, – ответил тот, накидывая капюшон. – Нам кажется, что вы не обманете доверие народа аллорнов.

Элан пожал плечами.

– Чтобы злоупотребить чужим доверием, его нужно как минимум иметь. Сейчас я для вас скорее противник, с которым приходится мириться.

Возможно, ему показалось, что в глазах молодого Улаайна промелькнула искра стыда?

– Я устал с дороги и хочу отдохнуть. Потом я надеюсь, что Светоч Древа удостоит меня аудиенции, – Элан повернулся и, нарочито грузно ступая, направился к выходу из зала.

Интересно, показалось ему или нет – но за этой довольно опасной атакой скрывалась мольба о помощи? Та, о которой нельзя сказать, но которую легко увидеть во время поединка сознаний. Или хотя бы – почувствовать.

Апартаменты, в которых его поселили, были неплохим аналогом людских гостиниц – на эльфийский лад, конечно. Несколько комнат с толстым ковром пахучих трав вместо пола, бурлящий пузырями теплый ручей, стекающий по нескольким бассейнам, – причем если в первом можно было умыться, в последнем легко можно было поплавать. Свитая из лиан огромная постель, мягкая и нежно обнимающая тело и несколько небольших птиц у потолка, поглядывающих на человека бусинками глаз и выводящих затейливые мелодии.

– Повелитель аллорнов, Светоч Древа, сиятельный Улаайн!

Элан, только умывшийся после долгого сна и выбиравший из корзины с фруктами, росшей прямо на столе, что-нибудь похожее на земные деликатесы, едва не подавился, забрызгав соком недавно купленную рубашку.

– Аккуратней! – Раздался насмешливый голос, молодой и звонкий, и крепкая рука хлопнула по спине. – Если бы мне кто-нибудь сказал, что я буду сидеть за одним столом с грозой всех аллорнов, да еще помогать ему, когда он подавится соком манильи, – никогда бы не поверил.

Улаайн сидел рядом с Эланом, и в глазах его прыгали бесенята. Но, в отличие от вчерашнего приема, это было не обидно, а даже приятно. Словно его приняли в свой круг.

– Если бы мне кто-нибудь сказал, что я буду есть фрукты рядом с королем эльфов, я бы точно не поверил. Еще бы высмеял собеседника за беспочвенные фантазии.

– Эльфов? Когда-то нас называли и так, только очень давно. А насчет короля… Я стану королем, если поведу свой народ в военный поход. Пока я просто Светоч Древа.

Элан вздохнул.

– Как у вас все сложно. И как ты стал королем, пардон, светочем в столь юном возрасте?

– Меня выбрали.

Хранитель снова едва не подавился очередным плодом, похожим на земную грушу, но лилового цвета.

– Заканчивай свой завтрак, а я немного просвещу тебя насчет политического устройства нашего общества, иначе ты скоро весь с головы до ног будешь в соке – а он не отстирывается.

Улаайн рассеянно щелкнул пальцами, отчего рубашка Элана вновь стала девственно чистой и, подхватив со стола почти натуральную виноградную гроздь, принялся рассказывать, неторопливо закидывая ягоды в рот:

– Народ аллорнов живет долго, очень долго. Практически, если бы не сражения и колдовство, мы могли бы жить вечно. И наши пути зачастую непонятны обычным людям, меряющим свои жизни не веками и не тысячелетиями – годами. Это не похвальба, это суровая правда. Однако сейчас и здесь ты – больше чем просто человек. Возможно, ты сможешь что-то понять…

Молодой эльф нахмурился, словно вспомнив о чем-то неприятном.

– Управлять целым народом, если, конечно, это твой народ и ты принимаешь интересы любого близко к сердцу, – это не удовольствие, а тяжкий долг, и только молодые, незачерствевшие сердца, полные юношеского задора и пыла, способны вести народ аллорнов по пути прогресса. Так, кажется, написано в древних уложениях. Но это лишь часть истины. Любой, чья кровь уже остыла, становится эгоистом, он живет для себя, и интересы народа ему важны, лишь пока они служат его собственным целям. Вот почему нашу молодежь держат в изоляции, не давая ей столкнуться с той стороной жизни, что заставляет сердца черстветь. Вот почему любой правитель, почувствовавший, что он думает о себе более, чем о других, добровольно покидает свой пост, уступая место более молодому.

Элан хмыкнул:

– Так уж и добровольно?

Улаайн улыбнулся. Немного задумчиво и печально.

– Сейчас почти всегда – да. А раньше… Есть два пути, которые предлагаются правителю, обманувшему доверие народа: первый – он сам делает себе айкардо, это смерть, медленная и мучительная, второй – ему помогают, и тогда мучения растягиваются на месяцы. У нас были случаи, когда правители, в ужасе от содеянного, сами выбирали путь мучений, чтобы болью хоть немного загладить вину перед народом аллорнов.

– И что такого они совершили?

– Нарушили гармонию жизни своего народа. Это самое страшное обвинение, которое можно предъявить правителю. Или – не смогли ее восстановить, но продолжали править.

Элан усмехнулся.

– У нас на земле под это определение подходит почти любой правитель. Вся страна в разрухе, кругом – нищета и хаос, а он продолжает набивать карманы, громогласно заявляя с трибуны: «У нас все в порядке, все отлично, не волнуйтесь…»

– Алтынье, черный правитель. Были на земле аллорнов и такие – и всегда это оборачивалось бедствием для народа.

– А мог правитель нарушить гармонию одного уклада жизни, чтобы сделать другой, более совершенный?

Улаайн кивнул:

– На первых порах такое случалось. Когда правители еще не имели ни должного образования, ни возможностей создать именно гармоничный переход, не вызывающий темные чувства среди аллорнов. Потому что пробудить тьму легко, а загнать ее обратно очень сложно. И лучшие из лучших начинают терять представление о ценностях жизни и смерти, и рушится естественный уклад, и прав становится не тот, кто мудрее, а тот, кто сильнее…